Люди в процессе самоактуализации. Интервью с Марией Шелковой. Машино Море

Машино море

 

«Я из породы тех, у которых никогда не было спокойно» - начала Маша, заваривая чай. Она оставила в России управленческую карьеру, и вместе с любимым псом, - другом, переехала в Новую Зеландию, где живет ее дочь.

Через полтора года, в марте, перед самой пандемией, Маша приехала в Россию навестить родителей и уладить дела. Восемнадцатого марта две тысячи двадцатого года граница между странами была закрыта.

 

- Расскажи, как управленец начинает рисовать?

- Начинает рисовать, потому что умеет. Четверо в моей семье рисуют: папа, мама, сестра, дядя, поступивший в Ленинградскую Академию искусств, но погибший в том же сорок первом году. Книги в большой семейной библиотеке - были нашим миром: художественная литература, редкие книги по искусству с итальянской и немецкой печатью, с репродукциями Тициана, Микеланджело, Энгра, Дали, Сезанна, Моне, авангардистов, которые казались фантастическими. Я помню, как в гости к нам приходили коллекционеры и художники рассматривать итальянские открытки, - отец филокартист, в то время известный в области. С детства мечтала увидеть Италию.

Уже в сорок поехала в Рим. Перед работами Рафаэля, Караваджо, Тициана - хотелось себя ущипнуть, «в реальности ли я?» Люблю ходить в музеи, галереи предметно, с утра, без гидов, без толпы, езжу осенью или в феврале. Останавливаешься у той картины или скульптуры, которая зацепила, ловишь свои ощущения. Ощущение от Давида в Парижском Лувре, от Кустодиева в Третьяковке - другое, чем, когда разглядываешь в книгах. Искусство надо видеть вживую, тогда ты понимаешь его почти кожей.

Я семь лет училась в школе искусств. Помню, сделала эскизы к дипломной работе: театральный триптих, но вдруг объявили, что нужно написать другое - картину к юбилею города. Я поняла, что не хочу это рисовать, даже в школу три месяца не ходила, удалось отстоять триптих.

 

- Это про свободу?

- Это про ясные правила. Четкие правила. Соблюдение правил, о которых вы договорились. Свобода - это ответственность за отношения с другими, с личным выбором и собой. Остальное - анархия, неуважение к другим интересам.

 

- Ты нашла в Зеландии правила?

- Да, а еще воздух и цвет. Мне тяжело в зиме, душно в сером цвете. Когда большинство девочек мечтало о принце, я мечтала о море за стеклом. В мечте оно было прохладным серо-голубым, как Тасманово море, где мы попали в шторм. Я осталась на палубе, ощутив в брызгах океанской воды всю его мощь, неповторимую силу. Я счастлива на воде. Представь водопад во Фьорде - Милфорд Саунд, когда небо в тумане, громадные волны, мы проходим в семидесяти сантиметрах от скалы, и груда ледяной воды обрушивается на тебя. И я не боюсь, я знаю, что выплыву. Дед был капиталом рыболовецкого судна на Байкале, бабушка руководила дебаркадером, отец служил на флоте и даже получил медаль, - мы водные. Я снорклингу научилась в Красном море (чернично-синем). На Фиджи провела полтора часа под водой, разглядывая кораллы, жёлтых рыб, морских звезд: ярко голубых, розовых, фиолетовых.

Еще, я космополит. Мне хорошо там, где хорошо. В Новой Зеландии жила в Квинстауне на озере Уакатипу.

Там - парки, вплетенные в города, - они стараются сохранить естественное, места для прогулок, пробежек, баскетбола, футбольные поля. При этом, там тоже есть грунтовые воды, разломы и землетрясения, потопы, как у нас. В России красивейшая природа и не меньше ресурсов делать для людей, не убивая эту природу.

 

- Про что это для тебя? Про эстетику? Про порядок?

-  Эстетика - это тоже про порядок, гармония. Гармония есть даже в естественном беспорядке: окно, прикрытое шторой, за которым покосившееся дерево. Она есть в красоте линии, цвете, доброте. А в деревянном туалете - есть правда жизни, но нет эстетики, как нет ее в сером с подтеками здании Торгового комплекса, грязи, если только это не спасатель, вынесший ребенка из огня. Нет эстетики в войне, крови, боли, злобе.

В России за мои сорок девять лет было пять кризисов. У нас есть проблемы, которые надо решать: базовая незащищённость людей, коррупция, домашнее насилие, жестокое обращение с животными, отношения между работником и работодателем, где сейчас не защищены оба, налоги для бизнеса, говорю, как управленец, а еще проблема доверия.

 

- Как по-особенному видят художники?

- Они скорее, по-особенному трактуют на холсте увиденное. Может они видят глубже, видят небо, как цвет, видят детали. В простых вещах их замечают: в пасте с сыром, в пожилой женщине, стоящей в очереди, в лающей собаке. Больше рассматривают.

 

- Что тебя вдохновляет?

- Вдохновение, мне кажется, - миф. Вдохновляться нужно процессом. Невозможно каждый день просыпаться с неудержимым желанием что-то писать. Писать - это работа. Интересная работа. Надо любить, то, что ты делаешь, хоть рисуешь, хоть считаешь. Я пишу под музыку. Она рисует со мной, создает линии и цвет. В основном - под блюз и блюз-рок. Кто-то из композиторов сказал: «Я встаю и иду писать музыку». После обеда я встаю за мольберт и шесть часов пишу. Я уважаю тех, кто работает, идёт к цели. Микеланджело, Рембрандт, Рубенс, Айвазовский, кстати, неистово много работали.

 

- Что особенно поддерживает тебя?

- Вера в меня мамы и дочери – они верят в меня, намного больше порой, чем я сама (смеется). Мама – поддерживает добротой, дочка уверена, что я могу выбраться из любой ситуации – иначе просто не может быть. Она привыкла к нашим безумным жизненным коллизиям.

 

- Какие управленческие качества тебе помогают, как художнику?

- Управлять собой бывает сложнее, чем коллективом и бизнес-процессами. Помогает тайм-менеджмент, отсутствие поиска вдохновения. Работы улучшаются по мере делания. Успех - это много, долго и давно. Узнаваемость приходит потом. Я не планировала, я делала. Кисти и краски всегда со мной. Работать, как художник я начала в Зеландии, восемьдесят процентов этих работ проданы и остались там и в Корее, что-то уехало в Россию.

Я – Марика Джем. Вопросов с творческим псевдонимом не возникло, это второе имя, можно сказать. Отец называл меня «Мариком», за мальчишеский характер, а фамилия моей прабабушки – сербиянки, как говорят сербы, «Джем» - «Феклиция Джем».

 

- Какая ты, когда пишешь?

- Разная. Мне кажется, это совместная работа, когда я работаю с картиной, а она со мной, картина выстраивает ритм. Иногда я танцую, разговариваю с ней. Могу писать до часу ночи.

 

- С какой ценностью ты соединяешься в этом?

- Могу делать. Могу и хочу. Большое счастье, когда ты чего-то хочешь. Не надо искать вдохновения и смысл, есть то, что ты хочешь и то, чего не хочешь. Надо делать.

 

 - О чем твои картины?

- Абстракция - про состояние. Пишу состояние.

 

- А, эта картина? (показываю на холст) Для меня тут мерцание огней, движение…

- Она про ночной Сеул. Здесь радость и восторг, удивление, открытие, которым стала страна. Я жила четыре месяца в Южной Корее в Бьемджоме. Там маленький парк в каждом районе, в каждом дворе: деревья, клумбы, лавочки, беседки, в которых по субботам и воскресеньям собираются жители, особенно пожилые, едят, пьют свою соджу, убирают за собой и уходят. При входе в парки – роскошные библиотеки. Там даже существуют плантации, где выращивают деревья, чтобы высаживать их уже большими вдоль дорог.

В Сеуле я попала как-то на фестиваль Ариран - праздник одной песни, в каждой провинции ее поют по-своему, собираются и танцуют целыми деревнями в национальных костюмах.

 

 - Реализм и абстракция – отличаются ли по трудозатратам?

- Да, на реалистичную картину - портрет уходит больше времени. Реализм – это вопрос техники и подготовки. Просушка слоев – тоже время. Я пишу портреты маслом, в отличие от абстракции, с которой работаю акрилом. Люблю писать лица, глаза, наблюдать, как появляется характер, удивляюсь, как это происходит, сама не понимаю, как я это делаю! Работаю пальцами, руками – это как лепка. Если в реализме основное – это собраться и сосредоточиться, то в абстракции важно себя отпустить. Абстракция не сразу получалась, там не работает классическое понимание: светотень, композиция, там важно ощущать цвет. Ираида Федчина, искусствовед, недавно оценивающая мои работы, сказала, что у меня «безусловно отличное чувство цвета».

 

- Чему художник может научить директора?

- Смотреть шире, видеть больше, слушать больше мнений, выбирать лучшее, доверять.

 

- Расскажи о будущей выставке

- Она пройдет в Усадьбе Сукачева восьмого апреля и называется «Изменения неизбежны». Там будут мои крупные абстракции и портреты.

Прим. Н.Л.: В Сукачева будет выставлена и та работа, которую я приобрела у Маши.

 

 - Изменения неизбежны, - расскажи об этой концепции

- Это про жизнь, про то, что все меняется. Когда понимаешь это, становится меньше суеты, меньше болезненных реакций, ты просто делаешь, что надо, спокойнее относишься к событиям. Я никогда не чувствовала одиночества. «Я сама» - это мои первые слова, такова семейная легенда.

Только с самим собой ты можешь выбраться, никто не поможет кроме себя самого, никто не должен. Делать, что могу, даже в отчаянии, когда кажется, все уничтожено. Не бояться, находить силы, быть против, не ждать - делать, набирать воздуха, отталкиваться от дна, начинать заново. Я научилась плавать на Иссык-Куле, провалившись в донную яму, - всплыла. Я падаю и учусь.

 

- О чем ты мечтаешь?

- Жить спокойно, предсказуемо у океана, рисовать, и со мной обязательно будет собака.

 

Январь 2022

Беседовала Наталия Любимова